– Кого напарить хотел – Репка позорная!!! Дедок наш не лох какой-нибудь. При делах! Позвал он шмару свою, Бабку. Все про всех знала. Ни одной сплетни не пропускала. А уж анонимки писала – зачитаешься! И велел Бабке Дедка копать под Репку. Глубоко копала Бабка. Компромату на три пожизненных и десять вышек надыбала.
У Олежки возникло огромное желание пнуть обормота под хвост. Делать это при таком скоплении народа было как-то неудобно, однако очень хотелось. Пока он прикидывал, как ловчее достать наглеца, Жасмин, успевшая войти во вкус, уже шпарила чуть не синхронный перевод.
– Сильно расстроился праведный муфтий, огорчился. Пошел в гарем посоветоваться с любимой женой своей – Бабкой…
Паника, охватившая дворец, имела под собой основание. Бунты в Багдаде – дело редкое, пресекались всегда строго, на корню, и, когда начальник дворцовой стражи Шехмет ворвался в покои главного визиря Ибрагима Оглы ибн Шизидзе с воплем: «Багдад хочет Шахерезаду!», папаша легендарной сказочницы с не менее диким воплем: «Всэх пэрэрэжу!» – взметнулся со своей наложницы и с саблей наголо ринулся в атаку. Возможно, читателю будет интересно знать, что в тот момент голой была не только сабля. Звон ятаганов и шум изнутри, встревоживший Олежку Молоткова, был не чем иным, как следствием этого горячего рейда главного визиря, которого дворцовая стража дружно пыталась отловить, чтобы надеть на него хотя бы халат, а заодно объяснить, что народ хочет Шахерезаду совсем не для того, о чем он подумал. Гвалт они подняли такой, что соизволил проснуться даже светлейший эмир. Он вышел во двор, опухший со сна и дикого бодуна, а потому, соответственно, очень и очень недовольный. Экзотический наряд визиря, состоящий из одной только сабли, заставил его нервно икнуть.
– Что тут происходит? – строго спросил он начальника дворцовой стражи, рухнувшего перед ним на колени.
– Какой-то сказитель из северных земель вызывает на поединок несравненную Шахерезаду, о великий эмир, да благословит Аллах тво…
– Достаточно,– отмахнулся Шахрияр.
Эмир решительно двинулся к воротам, около которых бесновался джигит, которого к тому времени стража уже отловила и пыталась натянуть на него парчовый халат.
– В зиндан такой визирь сажать надо! – шумела меж тем толпа за воротами.– Как Аллах допустил?
Шахрияр изумленно вскинул брови.
– Народ-то тобой недоволен, Оглы,– ласково произнес он, глядя в упор на визиря.– Да и я тоже. Сказочников ко мне не пускаешь… Что делать будем? Не подскажешь?
– Рэзать! – свирепо сверкнул глазами из-под мохнатых бровей Шизидзе.
– Кого?
– Народ, конэчно! – удивился столь наивному вопросу визирь.– Сразу всэ даволный будут! У нас в Кахэти…
– Да… погорячился я с твоим назначением, горец.
Гомон толпы внезапно затих.
– Понял Дедка,– донесся до эмира голос Мурзика,– копай, не копай – на одном компромате далеко не уедешь. Глубоко корни пустила Репка. И решил тогда Дедка подойти к Репке с другого конца…
– Ты чего-нибудь понял? – захлопал глазами эмир.– С какого конца?
– С другого,– пояснил Шизидзе.– Слюшай… сказки читают, да?
– И до тебя дошло…
– …и специалист подходящий для этой цели у него имелся. Всегда под рукой. Только свистни. Погоняло у него соответствующее было – Внучка. В свободное время в стриптиз-баре подрабатывала. Подставил он ее под Репку и опять облажался! Ориентацию не учел!
– Не пожалел праведный муфтий наложницы любимой, услаждавшей слух его песнями райскими, зрение – танцами дивными, тело – усладами любовными…
Нежный голосок Жасмин заставил эмира встрепенуться, и он рванулся к воротам.
– Ти куда? – возмутился визирь.– А мой Шахерезада?
– Твой Шахерезада пусть поучится, – огрызнулся Шахрияр, – а то как заведет свои дозволенные речи – сразу в сон тянет. Вчера отрубился, так и не дослушав.
– Пит мэншэ надо.
Эмир кротко съездил своему визирю в ухо.
– Открыть!
Ворота распахнулись. Правоверные рухнули ниц, и площадь перед дворцом мгновенно покрылась барханами полосатых халатов, дружно восхвалявших Аллаха за счастье лицезреть своего повелителя. Кое-кто из самых смелых даже попытался облобызать сапоги светлейшего, но Шахрияр нетерпеливо отбрыкнулся. Его интересовала только троица, стоящая в самом центре полосатой пустыни. Он изобразил на лице любезную улыбку и широким жестом предложил сказочникам войти внутрь.
– Сработало,– удивился Мурзик.
– Вот видишь,– хмыкнул Олежка,– и вырезать никого не надо. Но если ты, редиска, и во дворце что-нибудь отчебучишь, я тебе язык вырежу. Лично. Не забывай, зачем мы здесь. Сказки рассказывать будешь такие, чтоб все не дыша сидели. А еще лучше усыпи. Ты ж Баюн. Вот и оправдывай…
– Скорее вы,– шикнула на них Жасмин, запрыгивая на спину коту,– владыку Багдада ждать заставляете.
Олежка намотал на руку веревку и поволок за собой жутко разобиженного такой бесцеремонностью Баюна. Ворота за ними захлопнулись. Первая часть операции прошла без сучка без задоринки. Они были во дворце.
Над Багдадом зажглись первые звезды. Наступила ночь. Шахерезада с трудом доковыляла до ложа эмира, чтобы начать дозволенные речи, растерянно огляделась по сторонам и робко присела на краешек постели. В такой обстановке ей работать еще не приходилось. Опочивальня была до отказа забита членами жюри, с нетерпением ожидавшими начала состязаний. По требованию Олежки Молоткова жюри собрали очень представительное. Оно состояло из евнухов, слуг, советников, визирей, стражи внешней и внутренней… Короче, к этому моменту жизнь во дворце сосредоточилась лишь в двух точках: опочивальня эмира и гарем, который по вполне понятным причинам в состав жюри не включили.